Непростой случай - Страница 14


К оглавлению

14

Краешком глаза она уловила в гуще деревьев какое-то движение и увидела на скамье одинокую фигуру. Долорес всмотрелась в темноту, в глубине души уверенная, что там сидит Эдвин Оливер и глядит на луну. Так же, как и она сама.

Конечно, он тоже видел ее. Силуэт Долорес был хорошо заметен на фоне освещенного окна.

Эдвин с колотящимся от волнения сердцем любовался стоявшей на террасе маленькой фигуркой. Долорес… Удивительно милая женщина с большими голубыми глазами. Весь вечер он следил за ней, лавирующей между столиками и разносящей гостям еду. Она двигалась с врожденной грацией, естественной, не заученной. А еще он заметил, что у Долорес самый красивый рот, который он когда-либо видел: нежные полные губы, ждавшие поцелуя и молившие о нем.

Он смотрел на нее издали и чувствовал себя последним кретином. Скорее влюбленным подростком, чем взрослым мужчиной. Но он уже не мог не думать о ней, не мог спать, потому что перед глазами стояло лицо Долорес, а в ушах звенел ее певучий голос. Достаточно было переступить порог гостиницы, увидеть в этих голубых глазах страх и подозрение, и он пропал.

Старый дурак. Старый, одинокий дурак.

Долорес видела, как он встал и по узкой тропинке пошел к террасе. У нее сжалось сердце. Нужно было уйти в комнату, запереть дверь и выключить свет. Ничего этого она не сделала. Просто стояла едва дыша и следила за тем, как он спокойно и неторопливо движется по тропинке, освещенной лунным светом.

Эдвин остановился на почтительном расстоянии от террасы.

— Вам тоже не спится? — спросил он.

— Да…

— Прекрасная ночь.

— Да. — Она зябко вздрогнула и сделала глоток дымящегося шоколада. — Вам не холодно? — спросила Долорес, заметив, что на нем нет куртки.

— Есть немножко, — признался Оливер.

Она показала ему чашку.

— Хотите горячего шоколада? — О Господи, что это на нее нашло?

— С удовольствием, — радостно ответил он. — Не помню, когда я в последний раз пил горячий шоколад!

— Если хотите чего-нибудь более изысканного, могу добавить туда немного рома или ликера, — предложила она.

Он поднялся на террасу и подошел к ней вплотную.

— Достаточно и простого шоколада.

Долорес направилась к дверям гостиной.

— Я вернусь через пару минут… Можете войти, если хотите, — обернувшись, добавила она.

Наверно, она сошла с ума, если решилась пригласить в дом мужчину посреди ночи. Мужчину, которого она едва знала. Внезапно Долорес смутилась, поняв, что встречает его в стареньком купальном халате и ночных шлепанцах, без макияжа. У нее был вид неряшливой, опустившейся домашней хозяйки. Она варила шоколад и отсутствующим взглядом смотрела на свои дрожащие руки. Теперь слишком поздно переодеваться. Что сделано, то сделано.

Долорес рассеянно помешивала шоколад, не замечая, что жидкость льется через край. Кому какое дело до ее внешнего вида? В конце концов, она предложила Эдвину Оливеру всего лишь чашку шоколада, а не ночь любви…

Вернувшись в гостиную, она заметила, что Эдвин листает журнал путешествий.

— Спасибо, — сказал он, когда Долорес поставила перед ним чашку.

Она открыла дверцу камина, взяла кочергу и поворошила угли.

— Вы много путешествовали? — спросил Эдвин.

— Будучи взрослой — нет, но в детстве я жила в нескольких заморских странах. Мой отец был дипломатом. — Она подкинула в огонь полено и посмотрела на собеседника. — А вы?

— Объездил весь мир. Деловые поездки, — ответил он, опуская глаза на обложку журнала с фотографией великолепных пагод. — Похоже, вас все еще манят путешествия.

Долорес оставила дверцу камина открытой и прикрыла ее экраном.

— Да, но пока я не могу себе этого позволить. По вполне понятным причинам… — Он села в кресло и взяла свою чашку.

— Потому что гостиница связала вас по рукам и ногам?

— Да. Буду путешествовать, когда выйду на пенсию.

— На пенсию? — У него взлетели брови. — Вы серьезно?

— А почему бы и нет? — удивилась она.

— До пенсии вам еще двадцать лет. Это целая жизнь. И что вы собираетесь с ней делать?

— Заниматься гостиницей. Разве это плохо?

— Ничуть, — спокойно ответил он. — Если вам нравится. У вас это очень хорошо получается.

— И моя работа приносит мне радость. Я независима, сама себе хозяйка, а это дорогого стоит. Даже если у меня не хватает времени ни на что другое. Нельзя же иметь все сразу.

Он усмехнулся.

— В самом деле? Не разочаровывайте меня.

— У вас-то, конечно, есть все, что душе угодно, — небрежно бросила она.

Оливер возвел глаза к небу.

— Я отец-одиночка с двумя детьми. Жизнь прекрасна и удивительна!

Она невольно рассмеялась.

— Расскажите мне о ваших детях. Они послушные?

— Послушные? Да, пожалуй… Слава Богу, более послушные, чем я в их возрасте. Они неплохо учатся, и мне грех на них жаловаться, если не принимать во внимание их манеру одеваться и музыкальные вкусы. Конечно, было бы еще приятней общение с ними, если бы они хоть раз всерьез отнеслись к моим словам и моему мнению.

— Вы слишком многого хотите от подростков. Подождите чуть-чуть. Вскоре они поймут, что абсолютно ничего не знают в жизни. Вот тогда они и начнут дорожить вашим мнением.

— Слышу речь опытного человека, — засмеялся Оливер. — Вы ведь хорошо ладите с дочерью, верно?

— Да. — Она допила шоколад и поставила чашку.

Эдвин немного помолчал, а потом, не сводя с нее глаз, спросил:

— Вы никогда не думали о том, чтобы снова выйти замуж?

— Нет, — решительно ответила она.

14